Пир плоти - Страница 110

110

Доктору оставалось только заняться старыми и все продолжавшими накапливаться делами, в процессе чего он постепенно впал в подавленное и апатичное состояние. Депрессия была вызвана в первую очередь сознанием своей вины. Правда, он не успел совершить грех совокупления с Беверли Уортон, но это являлось небольшим утешением, ибо, не позвони Елена в самый ответственный момент, он, несомненно, провел бы в постели с Беверли столько времени, сколько она бы того пожелала. Поэтому вопреки попыткам рассудка оправдаться он не мог не чувствовать, что совершил предательство. Он не имел никаких моральных обязательств перед Мари, был едва знаком с Еленой и тем более с Беверли, но оттого, что он сознавал это, ему было не легче.

Не улучшала настроение доктора и мысль о том, что единственной целью Беверли Уортон было его заключение. Чувство собственного достоинства с негодованием гнало эту мысль прочь, но, не будучи дураком, доктор понимал, что это вполне возможно и даже весьма вероятно. Не имея доказательств того, что Беверли после его ухода вернулась в его квартиру, он был уверен в этом точно так же, как и в том, что завтра снова взойдет солнце.

И что же ему теперь делать? Он думал об этом по дороге на работу и продолжал думать до сих пор. Единственное, что Айзенменгер знал точно, — признаться Елене в своем предательстве было выше его сил. Придется ему так и жить, мучась сознанием собственной вины и утешаясь мыслью, что фактически он не совершил греха, хотя и был готов к этому.

Грустные размышления Айзенменгера прервал настойчивый стук в дверь, и, прежде чем доктор поднялся со стула, вошел декан.

В первый момент Айзенменгер от удивления потерял дар речи. Встретить Шлемма вне стен его кабинета было все равно что увидеть улитку, выползающую из своей раковины, или, пользуясь более подходящим сравнением, аллигатора, заползающего в гостиную.

— Доктор Айзенменгер.

Никаких полагавшихся по этикету приветственных слов и улыбок. Аллигаторы не щелкают зубами попусту. С некоторым запозданием Айзенменгер поднялся и широким жестом предложил посетителю присесть. Однако посетитель не стал присаживаться и уставился на Айзенменгера с таким выражением, будто застал его в момент, когда тот собирался шагнуть из окна навстречу луне.

— До меня дошли слухи, что вы, несмотря на все мои дружеские предупреждения, упрямо продолжаете заниматься делом Экснер. Это так?

Сама формулировка вопроса, да и тон, каким он был задан, не вполне устраивали Айзенменгера, но по существу придраться было не к чему.

— Да, занимаюсь. А что?

При этом вопросе на лице декана отобразилось удивление. Всем своим видом Шлемм ясно давал понять, что Айзенменгер обладает примерно такими же умственными способностями, что и дождевой червяк с низкой обучаемостью.

— Это отвратительное происшествие породило крайне неприятные для нас толки. Убийство само по себе — событие из ряда вон выходящее, не говоря уже о столь… мерзких сопутствующих обстоятельствах, а тот факт, что его совершил один из сотрудников школы, пусть даже занимавший незначительную должность, еще больше усугубил причиненный ей вред. Я, по крайней мере, надеялся, что худшее уже позади и мы можем спокойно возобновить нашу работу. Однако вы, — декан произнес это местоимение с такой неприязнью, словно оно источало яд, — по-видимому, придерживаетесь иной точки зрения.

Айзенменгер считал себя довольно мягким и уступчивым человеком, однако в это утро у него не было ни малейшего желания подставлять под ногу декана собственный зад.

— Моя точка зрения, — ответил он с натянутой, чтобы не сказать нахальной, улыбкой, — заключается в том, что необходимо установить, кто на самом деле убил Никки Экснер.

— Это уже установлено. Чего вы на самом деле хотите, так это развалить работу отдела и всей школы и окончательно погубить репутацию одного из самых заслуженных медицинских учебных заведений Европы.

Это обвинение настолько потрясло Айзенменгера, что он не успел ничего возразить, и декан продолжил свои инвективы:

— Поскольку в качестве служащего данного учреждения вы обязаны заботиться о его репутации, ваше поведение является нарушением заключенного с ним договора. Завтра же я поставлю этот вопрос на ученом совете. Если совет даст свое согласие — а я уверен, что он его даст, — и если вы немедленно не прекратите свою подрывную деятельность, то в пятницу с пяти часов пополудни можете считать себя уволенным.

Айзенменгер не знал, как относиться к подобной перспективе, но огорчения он точно не испытывал.

— Я не верю, что Тим Билрот убил Никки Экснер, — сказал он, — и тот факт, что я здесь работаю, не имеет никакого отношения к делу.

Декан молча смотрел на него какое-то время, затем развернулся и направился к двери. Там он снова остановился.

— Я имел беседу с главным констеблем. Полиция абсолютно уверена в виновности Тима Билрота. Кроме того, они полагают, что вы своими действиями препятствуете расследованию и выяснению вопроса, какую роль мог играть кто-либо из его сообщников. — Шлемм открыл дверь. — Итак, времени на размышления у вас осталось до пятницы.

Айзенменгер был настолько потрясен словами декана, что ничего не ответил и молча воззрился на дверь, которую тот захлопнул за собой. Они разыскивают сообщников? Может быть, именно этим объясняется неожиданный интерес к нему со стороны Беверли Уортон? В голове Айзенменгера крутились самые невероятные предположения, которые отодвинули на второй план мысль о грозившем ему увольнении.

110